Отцы и дети.

«В доме Отца моего обителей много…»
"В ДОМЕ ОТЦА МОЕГО ОБИТЕЛЕЙ МНОГО..."

Иисус Христос.

 

Дом мой был хорош весьма. Я это понимал и сам радовался устройству и здания, и сада, который, благоухающей и яркой, живой трепещущей изгородью, полной света и тени, укутывал и окружал нас. Воздух был тёпл и ароматен, и заполнял комнаты светлым добром. В таком доме детям моим было уютно и спокойно, а дети мои – гордость моя и счастье моё.

Я знал – у меня будут сыновья – умные, сильные духом и прекрасные собой. Я мечтал и думал о них задолго до того, как взять их на руки.

Любовь моя, раз зазвучав в сердце моём, уже не умолкала ни на минуту. Соловей, свив гнездо и родив птенцов, перестаёт петь. Трели его продиктованы – сначала – страстью и желанием любви, затем – чувством тревоги и волнения за безопасность дома его.

Моя же любовь не знала опасений, волнений и страха, пока не родился ОН.

Мой младший сын. Моя надежда. Моё долгое размышление и ожидание. Моя мечта.

Он стал моим особенным мальчиком, особенным ребёнком для меня.

Любовь моя, забеременев в третий раз, все мысли свои и чувства подчинила, отдавая, этому нашему Малышу.
Старшие сыновья, взрослые и понимающие, радовались ожидаемому событию даже больше нас!

Их, порой не замечаемая мной, разница в возрасте, равно как в интеллекте и одарённости, не давала ни одному из них привилегии – чувствовать себя Старшим Братом. Первый сын мой – из-за чувства такта, любви и уважения ко мне и брату, никогда не кичился правами первородства, но был добродушен в общении с ним.
И второй мой сын, всегда гордый и уверенный в себе, своей красоте и знаниях, находил в брате внимательного собеседника и слушателя.

А теперь они вдвоём с трепетом, восхищением и восторгом, ожидали появления на свет своего младшего брата.

Любовь моя родила третьего сына на рассвете. Он вошёл в мою жизнь с первым лучом солнца, с первыми трелями проснувшихся птиц, и, открыв глазки, улыбнулся мне.

Увидев его, после стольких месяцев ожидания, я понял –вот мой самый любимый мальчик.

Взяв его на руки, голенького и тёплого, я вдруг почувствовал такое непередаваемое ощущение сильной зависимости и волнения, что заплакал.

Третий сын стал смыслом моей жизни. Я был до глубины души потрясён. Его ручка коснулась только моего пальца, а мне показалась, что он дотронулся до моего сердца.

Всё моё счастье заключалось теперь в этих крохотных ладошках.

И вот таким – взволнованным и плачущим – увидели меня старшие сыновья, зайдя в комнату.

Они смотрели на нас и их благоговение перед трогательной беззащитностью детства, лежащего на моих руках, сменилось выражением удивления на их лицах.

Таким своего отца они видели впервые!
Сразу почувствовав, поняв, что мне нужна поддержка, что я беззащитен и растерян, они встали рядом со мной, приобняв меня за плечи.

Моя любовь смотрела на нас и улыбалась, радуясь. А мы втроём склонились над нашим Малышом, любуясь им.

//

«Что стрелы в руке сильного – то сыновья молодые.
Блажен человек, который наполнил ими колчан свой»
Библия.

Мальчик наш рос. Мы все радовались каждому новому, приобретённому им, навыку. Он с доверчивым восторгом, присущим лишь детям да счастливым влюблённым, открывал и для себя, и для нас этот мир заново. И этот мир был добр к нему.

Старший сын мой любил, посадив на плечи ребёнка, гулять с ним по саду. Они играли часами, и то здесь, то там слышался его весёлый голос и радостный детский смех.

И когда внимательность старшего замечала первые признаки усталости младшего, оба спешила домой, не забывая по дороге сорвать спелый плод, чтобы утишая жажду, усилить здоровое чувство голода.

А за обедом оба с восторгом рассказывали нам о том, где они были, что делали и какие великие открытия совершили. И старший брат с нежностью гладил мягкие кудри на головке Малыша.

Средний сын мой был с младшим братиком ровен и спокоен, ни шуток, ни активных игр, нет!
Он явно был рад стать для малыша наставником и учителем и открывал малышу, на доступном тому детском языке, законы физики, химии, математики и астрономии. С удовольствием делился с ребёнком собственными выводами о сути природы вещей.
Эта парочка подолгу сидела на берегу, среди тёплых камней, проводя время за беседами, глядя на бесконечность движения волн.

Их общение напоминало обучение.

И я замечал, что мой маленький мальчик после таких часов становился тихим и молчаливым, наверное, уяснял для себя услышанное. Выстраивал свою картину мира.

Мы же с ним подолгу засиживались в моей мастерской.

Наблюдая за младшим сыном, я решил, что хочу сделать для него особенные игрушки, абсолютно отличавшиеся от тех, что мастерил для старших детей.

Я создал пушистых существ, умилявших с первого взгляда и вызывающих непреодолимое желание улыбнуться и коснуться их, затискать, взяв на руки.

Касаясь их разноцветной шерсти, мой мальчик смеялся. Он давал им забавные имена-прозвища, и мы хохотали оба. Старшие сыновья мои, услышав наш смех, заходили к нам, взглянуть на наши затеи.

Энтузиазм одного и снисходительная усмешка другого брата с лихвой удовлетворяли естественное детское желание малыша поделиться новыми впечатлениями.

Так мы жили…

///

Был дождливый долгий день, когда Малыш тихо вошёл ко мне в мастерскую, и я понял, что он чем-то удручён.

Я должен был задать вопрос, но решил не торопиться с ним, хотя видел явное желание этот вопрос услышать.

Он сел напротив меня и стал глядеть на мои руки.
Я заговорщицки ему подмигнул и продолжал свои занятия.

Мягкий зверь, прозванный малышом Собакой, потому что всегда следовал за мальчиком, куда бы тот не шёл, неслышными шагами проник к нам и, положив умную морду на вытянутые лапы, уставился на нас преданными глазами.

-Набегался? - не гладя на мальчика, спросил я.

Вопрос был явно не тот, который от меня ждали и поэтому ответ прозвучал лишь глубоким вздохом.

-Пап..- пауза - …вот, ОН занят чем-то уже третий день…, – я понял, что «он» – это средний сын.
- Я заглянул к нему, но он снова сказал, что занят, что сейчас к нему нельзя, что это будет интересный эксперимент. Интересный опыт, так объяснил он. Ещё сказал, что мне понравится, но сейчас я пока ничего не пойму. Что нельзя даже посмотреть!

Нельзя. Это слово редко услышишь в нашем доме. Пожалуй, что никогда!

Здесь, в нашем мире, царит полная безопасность, и нет причин ставить строгие запреты. Детям всё объяснялось с самого начала, приводились доводы настолько исчерпывающие, что просто не возникала необходимость вводить строгое понятие «нельзя».

Любовь и мудрость, буквально пропитали дом мой до основания, подразумевали и подготавливали разумное времяпрепровождение.

И вот, что так озадачило моего мальчика – это странное «нельзя».

Если бы я знал, что успокаиваю его, обняв, в последний раз!
………………………………………………………………………

И теперь мне НЕЛЬЗЯ рассказывать, что с нами дальше случилось: вам кое-что известно об этом, и п о к а, на сегодняшний день, достаточно с вас, а мне очень больно вспоминать всё, снова переживать то время и описывать здесь! Очень больно…

Теперь всё изменилось. Дети мои – словно чужие, эти двое из моих любимых сыновей. Только старший, первенец и наследник мой, лишь он понял, как смягчить и исправить, устранить, в конце концов, тот кошмар, который придумали, изобрели для меня любимые сыновья: лучезарный в своей красоте «учёный», любящий задавать свои хитрые, каверзные вопросы и мой младшенький. Мой любимый сынок.

Мой Адам.
.....................................................................

Это старая история.

Было у отца три сына. Двое умных, а третьего звали Адам…

Думаю, что Отец хотел так и оставаться ОТЦОМ для нас, но мы сами сделали из него Бога, требуя законов, наказаний, жертвоприношений.

Он предлагал нам только жизнь и любовь, но нам потребовалась смерть.